Фото с сайта http://www.rusrep.ru/

В последние годы и десятилетия многие из нас стали если не героями и жертвами, то свидетелями великих потрясений (эпохи турбулентности, как ее назвал в 2007 году, Алан Гринспен). Распада СССР и мировой системы социализма. Неожиданно глубокого поражения национальной экономики финансовым кризисом 2008 – 2010 годов. Невероятного масштаба повсеместных природных и социальных катастроф прокатившихся в 2010-2011 годах от Европы, до Австралии, Гаити, Японии и Северной Африки. Событий, непредсказуемый и чрезвычайно масштабный характер протекания которых вызывает неподдельную тревогу и вопросы. Что с нами происходит и что за этим последует? Что это — преддверие апокалипсиса, о котором писали тысячи лет назад или «коллапса», о котором 40 лет назад предупреждал римский клуб? Но, может быть, это муки рождения нового мира? Такие же драматичные, как 20 лет назад при возникновении новой России или 80 лет назад при возникновении СССР, или 400 лет назад при рождении Российской империи или 560 лет назад, в эпоху Возрождения?

О глобальном кризисе говорили давно, но их не слышали.

О надвигающемся глобальном кризисе думали, писали и говорили не только 1000 или 500, или 40 лет назад, но и сравнительно недавно – в самом конце XX века. Когда одновременно с бурными, дестабилизирующими мировую экономику процессами глобализации начали просматриваться пути их преодоления.

Известный на Западе финансист, ученый и бизнесмен Бернар Лиетар писал, например, 12 лет назад об одновременном усугублении 4-х глобальных кризисов нашего времени: резкого старения населения Европы и Америки, климатологических изменений, сравнимых по масштабам с гибелью динозавров, информационной революции и предельной мировой финансовой нестабильности.

Выход из положения он видел только один. В необходимости введения в течение одного — двух десятилетий параллельной беспроцентной мировой валюты, типа «бонусной мили». А негативной альтернативой этому – распад единой мировой финансовой системы на три части. Зону «нового» доллара, зону евро, объединенную с Россией, и зону юаня.

Из России, находившейся в конце 1990-х годов в апогее своего национального кризиса, ситуация в целом представлялась подобной, однако, с некоторыми важными особенностями. Опубликованная 13 января 1999 года в Независимой газете моя статья под названием «Глобальный кризис. Российский сценарий» своим названием говорила о характере начинавшегося тогда глобального кризиса. О его качественном, но не количественном подобии российскому. Продолжительность глобального кризиса оценивалась, например, периодом с 1999 по 2030 годы, а масштаб депопуляции на планете несколькими процентами от 6 млрд. живших тогда людей.

Устойчивый выход из глобального кризиса виделся на путях полномасштабной диверсификации мирового хозяйства. В постепенном становлении в процессе развала последней сверхдержавы «глобальных государств»: Китая в 2005 году, Индии и ЕС в районе 2010 года, России в 2020-х и т.д. и жесткой локализации единой нынче мировой энергетической системы по этим и другим 11-15 глобальным государствам. (См. «Накануне «Оранжевой революции». МЭП. 2002. №2-3, «Вихревая логика глобализации». ПК. 2005. №5. и др.)

На Западе признаки понимания масштабов глобальной драмы появилось вскоре после первых научных публикаций. Джордж Буш, например, через два года после появления статьи в «Независимой газете» заявил о неизбежности приблизительно 20 летней стагнации мировой экономики.

Сегодня, по происшествии более 10 лет, контуры глобального кризиса, а также роли и места в нем России стали понятны и на нашем политическом Олимпе.

Первой попыткой элиты ответить на неприятные вопросы и сформулировать «образ желаемого будущего» стал одноименный доклад ИНСОР, опубликованный в феврале 2010 года. Вслед за ним в августе 2010 года Путин в своем интервью заявил о необходимости окончания в стране «переходного» экономического и политического периода, который, по мнению Михалкова, должен завершиться на путях «просвещенного консерватизма». А в начале 2011 года Примаков заявил о полном моральном исчерпании «докризисной модели» развития страны и необходимости изыскания внутренних интеллектуальных ресурсов для поиска новых ориентиров экономического развития и политического консенсуса.

«Крайне необходимой», как ее называет Примаков, задачей на этом этапе развития России становится создание новой общенародной «идеологической надстройки над нашим обществом». Расшифровка этого тезиса через призму российской истории означает, по сути, лишь одно. Нам необходим поиск оптимистической перспективы развития всего человечества, а затем пионерская попытка ее реализации на 1/6 части суши.

Турбулентная логика истории

Многим, перенесшим не только славу, но и тяготы советской сверхдержавы, не хочется погружаться в пучины новых непомерных испытаний. Однако кто же позволит это сделать одной из крупнейших частей мирового хозяйства в условиях разрастающегося глобального кризиса и хорошо просматриваемой тенденции все большего возрастания роли больших государств мира? Стран, многие из которых, в отличие от России (например, Бразилия, Индия, Китай), сотни лет ни кем не рассматривались иначе как резервуарами дешевого сырья и рабочей силы.

В вихревой логике глобализации, как, впрочем, и в логике «великой шахматной доски» Бжезинского, частные устремления людей не имеют никакого значения. Динамику мирового развития диктует, как стали сегодня понимать и на Западе (Турчин, например, или Фридман), непреодолимая инерция многовекового исторического развития (или, иначе, глобальные волны социальных и технологических нововведений) и небольшое число, как полагает Шлезингер, очень умных людей не из первой строчки известности, которые эту логику понимают. Иначе, например, нельзя объяснить постоянную стимуляцию российского военного потенциала то событиями в Чечне, то в Грузии, несмотря на явную сверхмиролюбивую, по сути, даже разоруженческую, политику России последних десятилетий.

Дело в том, как справедливо считает Фридман (в книге «Следующие 100 лет». М.: ИД «Коммерсантъ – «ЭКСМО». 2010), что: «У каждого народа есть национальная стратегия /…/ Она так глубоко «сидит» в ДНК народа и кажется ему такой естественной и очевидной, что политики даже не всегда отдают себе в этом отчет». А «характер нации …определяется географией».

Короче говоря, вне зависимости от частных устремлений политиков и стратегов, развитие России и отношение к ней внешнего мира будет определяться «ДНК народа», проявляющейся в непреодолимой логике мировой и национальной истории.

По моему мнению, эта логика общественной жизни прекрасно проявляется не только в мифической ДНК, но и в хорошо наблюдаемых и измеримых физических размерах «мира-экономики», как ее назвал Бродель, и ритмах ее исторического развития. Чем крупнее пространство социальной системы, тем большим жизненным циклом характеризуется ее развитие и тем больших социальных и экономических вершин она в принципе может достигнуть. Об этом ярко свидетельствуют все крупные цивилизационные всплески на Земле. Великие империи и государства прошлого, оставившие неизгладимый след в истории, как правило, были крупнейшими для своего времени пространственными образованиями.

А что современная Россия, что историческая — занимают на Земле от 1/7 до 1/6 части суши и характеризуются самыми длинными в европейской истории (и поэтому часто незаконченными) периодами модернизации своей экономики.

Логика истории имеет не экономической в узком смысле этого слова характер. Это физическая в своей основе логика неустойчивого колебательного развития общественной жизни в пространстве и времени, которая тем не менее сопровождается возникновением устойчивых сверхдлинных циклов перестроения социальной структуры. В этих циклах происходит последовательная и полномасштабная реализации цепочки «безумных», с точки зрения современников, социальных идей. Таких, например, как марксизм или жюль-верновский космизм. А тому и другому проекту от рассвета и до заката понадобилось, как известно, около 140 лет. (Вехи марксизма: 1848 – манифест, 1917/18 – революции в России и Германии, 1989 – распад системы социализма. Вехи космизма: 1856/64 – книга Жюль Верна «С Земли на Луну», 1926 – первая ракета с ЖРД, 1961/69 – полет Гагарина и высадка на Луну, 1996 – завершение строительства орбитальной станции «Мир».)

Первое окно в область физической (волновой) логики истории и экономики прорубил в 1926 г. экономист Кондратьев, обнаруживший в американской хозяйственной жизни длинные, приблизительно 47–60-летние волны изменения конъюнктуры. Следующий шаг, растянувшийся на 20 лет с 1942 до 1962 г., сделал Колмогоров, предложивший многоволновую (полициклическую – турбулентную) модель изменения состояния любой среды, состоящей из бесконечно большого числа частиц. А третий шаг – в 1994 г. – Ю. Батурин и автор этой статьи, обнаружившие в фактических данных мировой истории физические закономерности развития. Рассмотрение в том же 1994 г. российских реалий под этим углом зрения привело автора к выводу о существовании у страны приблизительно 80-летней длинноволновой повторяемости событий. На этом основании удалось оценить период окончания острой фазы экономического кризиса в 1998 г., восстановление экономики после 2006 г., начало государственного планирования в 2008 г. и многое другое.

Эта логика сверхдлинных волн общественной жизни на Земле в целом и длинных волн изменения состояния наиболее крупных геосоциальных систем позволяет оценить рамки ближайшего и отдаленного российского будущего.

Они в самом кратком изложении определяются 75-80 летним жизненным циклом российского хозяйства (российского «мира – экономики» по Броделю), начало которого находится в 1999/2000 г.

Однако, рамки российского социального проекта наряду с внутренней потенцией развития определяются еще и непреодолимой силой долговременных макросоциальных изменений на Земле.

Глобальные рамки для сверхновой России

Среди сценариев возможных в будущем макросоциальных изменений практический интерес представляют лишь те, которые были сделаны заблаговременно и прошли, таким образом, определенное испытание на достоверность.

С этой точки зрения, наибольшей интерес представляют расчетные исследования мировой динамики Форрестера, выполненные в 1960-х. Они построены по двум – оптимистическому и пессимистическому – сценариям роста населения планеты в XX–XXI вв. В графической форме результаты работы показаны толстыми линями на рис. 1. За прошедшие с момента опубликования этого исследования более 40 лет подтвердился главный вывод о том, что мир в 2000–2020 гг. будет двигаться к пределам народонаселения. В последние годы этот сценарий оброс большим числом последователей, включая крупные международные организации, такие как ООН.

Результаты работы Форрестера сегодня подтверждаются и иными независимыми исследованиями. Так, согласно турбулентной модели мировой динамики, основанной на гипотезе социальной турбулентности Колмогорова, в первой четверти XXI в. следует ожидать стагнации мировой экономики, а в 2040-х и 2050-х годах циклический спад мирового производства (тонкие линии на рис. 1). Как видно на рис 1, согласие результатов расчетов по двум качественно различным физическим моделям мировой динамики довольно высокое. Особенно в части потолков экономического развития мира в XXI в. и периода наступления мирового кризиса в 2050–2070-х.

Что же касается содержания грядущего мирового кризиса, то мнения экспертов здесь существенно разнятся.

Фридман, например, прогнозирует на это время мировую войну. Римский же клуб и его многочисленные последователи, включая экспертов ООН, считают, что у человечества есть принципиальная возможность преодоления грядущей демографической катастрофы на путях «устойчивого развития». Детали этого пути, однако, пока остаются чрезвычайно дискуссионными.

Рис. 1. Расчетная динамика мирового развития по модели Форрестера
(толстые линии) и полициклической (турбулентной) модели (тонкие линии).

Самую первую устойчивую к войнам пространственную структуру мировой экономики, состоящую из 14 крупнейших геоэкономических систем, предложил в 1949 году М. Пармеле в книге «Геоэкономический регионализм и всемирная федерация». За ним, с большим отрывом во времени, последовали физическое (в 2001 г.) и экономическое (2009 г.) решения проблемы устойчивой стратификации мирового хозяйства, которые оказались близкими к Пармеле (см. Доброчеев О.В. Ансамбль пятнадцати. Политический журнал. № 2. 2010).

Таким образом, мы получаем вторую пространственную оценку размеров русского мира – экономики XXI в. Она оказывается вполне сопоставимой по масштабам с размерами Российской империи и СССР.

В результате мы можем заключить, что ни физические оценки, ни разработки экспертов Всемирного банка не находят альтернативы появлению в XXI в. нового социального сверхпроекта России.

Какие же непреодолимые причины могут заставить глобальное не только по размерам, но по своей инерционности мировое сообщество трансформироваться столь радикальным и совершено не очевидным сегодня образом?

Для ответа на этот вопрос обратимся к данным по динамике природных перестроений последних столетий, модулирующим, как это обнаружил еще 80 лет назад А. Чижевский, социальную динамику (социальную активность масс, как он ее называл). ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ

Олег Викторович Доброчеев, ведущий научный сотрудник РНЦ «Курчатовский институт»